Так повелось, что я была в тени
От самого пролога, безучастно
Выхватывая взглядом то огни
Прожекторов, лиловые на красном,
То голени распутных танцовщиц,
Вздымающихся, падающих ниц,
Беснующихся в очертаньях круга
Под пристальным вниманием зевак,
Довольных провождением досуга.
Порою пыльный осыпался мрак,
Всё сущее равняя с тишиною,
И каждый становился сам собою…
Всего на миг, а после - дым и свет,
Верёвки, безрассудные гимнасты,
И высота, хватая силуэт,
Искрящийся пайетками, бесстрастно
Стремилась обронить его на смерть,
Но тщетно. Ей приходится реветь
Овациями, криками и свистом
В бессильном неприятии своём,
Пока не скроет занавес волнистый
Их превосходство, как тревожный сон.
Не знаю убедительной причины,
Что побуждает примерять личины,
Исполненные глупости смешной.
Ехидной, неестественной улыбкой
Тот клоун скалился перед толпой,
Паясничал и кланялся с избытком,
Как будто бы ума лишён был он.
Не стыдно встать и удалиться вон,
Но, не желая привлекать вниманья,
Все оставались на своих местах,
Покуда, словно лютая пиранья,
Он не ворвался в зал, внушая страх.
Отпрянувших фигур не замечая,
Спешила неизбежность роковая,
Моё запястье заключив в руке,
Ступить на красное пятно манежа.
Тех, кто самозабвенно был никем
Всю свою жизнь, признанием не лечат,
Но клоуну, пожалуй, всё равно.
Уткнувшись в мешковидное сукно,
Он видел там, казалось, рой галактик
И времени меняющийся лик.
То был уже не клоун, но романтик
Пред любопытной публикой возник.
Никто вокруг не смог бы догадаться,
Что в мир волшебный запуская пальцы,
Он вытянет обычную фату,
Подобную, скорее, ветхой сети
Для ловли певчих птиц, совсем не ту,
Которой каждая невеста бредит.
Бескрылое металось существо
Под самым горлом, – Это баловство,
Дурная шутка, – вторя непрестанно
Себе самой, я чувствовала, как
Фата опутывала пряди жадно,
Остервенелой хваткою бродяг,
Впивалась перемятыми цветками
До крови… Капли нехотя стекали,
Неровный на виске рисуя след.
Такого ли искала я финала
Во искупленье бесполезных лет?
«Не огорчайся, это лишь начало» –
Всхрипел насмешкой голос за спиной.
«Не высшее ли благо – быть чужой
В общине разлагающихся трупов?»
— Возможно, но не мне судить о том
И верить в уникальность тоже глупо.
Я сгину бесполезным пустяком,
Как большинство. Нас даже не осудят,
Поскольку не припомнят наших судеб.
«Какой напыщенный самообман!» –
Светясь иронией, воскликнул клоун.
«Среди господ собравшихся и дам,
На этом увлекательнейшем шоу,
Скучала, как ни странно, только ты.
Поэтому прошу — держи цветы,
Стой прямо и не порти представленье
Тем, кто способен только наблюдать
И радоваться нашим достиженьям.
Закрой глаза… и чур не открывать».
Не знаю, почему я подчинилась.
Подобно облаку, внутри клубилась
Хмельная мгла. Залив протоки вен,
Она наполнила меня до края
В конце концов. «Невидящий блажен,
Но безутешен, не осознавая
Бесценный дар в кромешной слепоте». –
Шептал знакомый голос между тем.
И вспыхнули ожогом нестерпимым
Тотчас поблекшие мои уста
Под отпечатком клоунского грима.
Я точно знала — всё уже не так,
Как было раньше, но не понимала,
К добру ли это. Хлынувший из зала
Вульгарный смех, отчаянно звенел
И резал слух. «Взгляни на тех, кто прежде
Делил с тобой бессмысленный удел.
Казалось, каждый был учтив и вежлив,
Но все теперь смеются над тобой,
Срывая голоса наперебой».
Зловещее и жуткое виденье
Тем вечером узреть мне довелось,
Когда, пунцовая от униженья,
Я взором публики коснулась вскользь.
Землистые тела с изъяном гнили,
В веселье возбуждённом обнажили
Уродливое крошево зубов,
И, сросшиеся меж собою тенью,
Они являли тьму первооснов.
Дыхание оборвалось в смятенье...
Запомнится ли зрителям антре,
В котором я постигла их извне,
Неведомо, но я не позабуду
Те лица, трепет, что не превозмочь,
Аплодисменты, гомон отовсюду.
Мы шли вдвоём, осмеянные, прочь.
27.01.18.